[indent] Храм давит высотой и тишиной так, будто сам воздух здесь реликт.
Казалось, снаружи Башнарим шепчет, но внутри же отчего-то молчит, и эта таинственность вынуждает авантюристов говорить чуть тише. Не из страха или опасения потревожить мертвых, а из почтения к величию архитектуры. Впечатляет. Даже его - человека, далекого от звания ценителя прекрасного. Он рассматривает колонны, пока взгляд не цепляется за единственную фигуру посреди зала.
Духи давно уже завладели Каэлом, медленно сжигая остатки личности. Его бормотание отражается от стен, множится и возвращается эхом. Вторгается прямо в мысли с мерзким чувством, от которого невольно хочется морщиться. Дикая магия внутри волнуется, точно наслаждаясь близостью с чем-то родным. Храм охотно принимает нового почитателя, и это вызывает в Леоне раздражение. Никто из них не выбирал свою судьбу, так почему мертвые смеют диктовать условия живым?
Он опускается рядом.
Веревка в его руках некогда вытащила калимарца из лап духов. В лагере префект молча забрал ту у Риана с твердым намерением связать бедолагу, пока рассудок окончательно не поплыл. Их спутница, Сестра Заката, обещала на время разобраться с шад-барим, но люди на западе привыкли действовать своими силами, а потому Леон не спешил полагаться на одну только богиню смерти, почитаемую в далеких краях. Как жаль, что планам этим не суждено было сбыться - Каэл сбежал раньше.
Теперь же выбора не было - после небольшой возни и пыхтения он стягивает проводнику руки.
[indent] - Славься солнце, славься солнце... Карл, ну ты чего, приятель? Совсем раскис, - ворчит мягким голосом, каким говорят с ребенком, который уснул в супе, - давай-ка сходим на свежий воздух. Там тебя и солнышко, и небо, и тучка точно услышат.
Каэл, разумеется, не реагирует.
Впрочем, принц поддевает и не его, а повисшую в воздухе драму, что готовит мужчине место в могиле. Пусть встает в очередь. Узел затягивается крепко. Он помогает себе зубами, тяжело дышит и борется с сопротивляющимся одержимым. Опыт побеждает - пальцы работают четко и без дрожи. Казалось, затягивается не веревка даже, а несогласие с упрямой судьбой. Леон привык ее переламывать и сиять надеждой, несмотря ни на что. А потому и становится для всех моральным ориентиром в любую бурю.
[indent] - Тильда! - бросает за плечо, пару раз слабо хлопая бредящего по щекам, - Помнишь Эн-Хазар?
[indent] - Да... Погоди-ка...
[indent] - Ага. - поднимается и тянет за собой фанатика, - План "Открывашка".
Одно из их приключений вело к похожему моменту: странная каменная плита, за которой неизвестность. Тогда Леон и придумал разбить ее вместо того, чтобы лезть голыми руками. Вышло удачно - позади были выдвижные лезвия, ударом же удалось обезвредить ловушку. Правда, стены потом начали рассыпаться... Но это уже не важно.
План идиотский. Значит, рабочий.
[indent] Прежде чем камни взмывают, подчиняясь магии Матильды, он молча делает одно простое действие: толкает Каэла к дальней от саркофага стене и прижимается, загораживая спиной от мелких осколков и кощунственного зрелища. Грохот прокатывается по залу, а серо-желтая пыль вызывает желание прокашляться. Каменная крошка барабанит по его пустынной броне. Оседает на наплечниках и волосах. Древняя святыня позади разлетается так, будто сама не верила в эту гигантскую наглость. В миг атмосфера таинственности рушится, превращаясь в драматично-комичную.
И Леон улыбается ей - осторожно, одними уголками губ. Он уже сто раз мог бы лежать в могиле за свои безумства и "потрясающие" идеи, но что-то до сих пор уберегает его от этой участи, превращая в легенду из баек в тавернах. Сомнительные затеи, нелепые решения, великая храбрость и легкое слабоумие. Разве в этом не заключается все веселье?
Он даже не оборачивается, когда кидает ответ туда, где секунды назад звучали предупреждения:
[indent] - У нас все под контролем!
Контроль у них примерно как у падающего валуна - теоретически он есть, практически - зависит от удачи. Но, в отличие от булыжника, они хотя бы планируют свое падение.