Родственные связи

Родители, братья/сестры, кузены/кузины, дети

Родители:
♦ Граф Джон Риверсонг - отец
♦ Этель Риверсонг - мать

Morvena Riversong - единокровная сестра-близнец.
Имеются неназванные автором кузены и дальние родственники, чьих имен ведьма не помнит.

Факты о персонаже
[indent]Ходят слухи средь люда простого -  на болотах хтонь водится. Незнамо, откуда, - в те местах давно никто не ходит. Местных не трогает, не пугает, тихо сидит. А кто забрел глубоко - так кто знает, где сгинул? Река явно не меньше с полвека тому разлилась, лес заболотился, торф трясинный коварный - мало есть знающих безопасные тропы. Говорят, ее руки черны до локтя, а тело сплошь покрыто текстами на разных языках. Ее лицо сложно запомнить, но один взгляд, говорят, способен отнять душу. Окажешься проклят, подышав одним воздухом с Ней. Обманет, совратит, отравит да выкинет в болото, будешь с такими же Вечность делить. Много что говорят, люди такие.. А проверять.. оно тебе надо?

[indent]Трясинные земли провинции Драская никогда не отличались дружелюбием к тем, кто смел нарушать их покой. У болот дары щедрые, но цена за них высока - смелых мало. Поговаривают, глубоко под стоячими водами некогда разлившейся реки тихо дремлют старые руины храма, что прятал в своих недрах остатки сокровищ мертвой цивилизации. Древняя магия притягивает разное, опутывает землю, как мох и лианы. Но нечисть здесь тихая, утопец и сталой воды и носа не высунет, да и местные не спешат осваивать проклятое место. Кто поумнее уж знает, что проклятия порой обретают разум, а оттого в поверьях болота живые. Ревнивые. Принимают разбитых, лишенных и мёртвых, наглецов и искателей же превращает в последних. Сюда тянется хтонь и безумие. Здесь обрела свой дом Серафена. Она думает, болота ее спасли.

[indent]♦ Сера - графская дочь древнего рода, преданного службе Империи. Официально считается жертвой событий, в 1395 году потрясших мирную жизнь маленькой родной провинции. Тогда в результате кровавого ритуала пострадала не только пятнадцатилетняя Сера, но и ее родная сестра, чья жизнь в последствии сложится куда более благополучным образом. Сокрытая же действительность стыдливо прячет факты, в которых Серафена самолично пыталась принести в жертву своего близнеца, находясь под влиянием манипуляций и черной магии.

[indent]♦ Свой магический путь молодая ведьма начинала в Академии Черного Шпиля как скромный целитель, не без энтузиазма увлекшись стороной алхимии под руководством некогда уважаемого преподавателя и новатора по имени Корвин Леверк. Под его же руководством случился и ритуал, и то, после чего имя этого человека в стенах академии предпочитают произносить шепотом. Говорят, он причастен к истории с сестрами. Находился в розыске примерно до 1400го да, пока изрезанные останки с похожим описанием не были обнаружены в доках на одной из малых пристаней Вальгравии.

[indent]♦ Прошлое оставило метку на близнецах. Одну пути привели на болота, другую - в столицу империи. Одной из них должно было стало могущественнейшей из черных магов нового времени, а второй - погибнуть во имя этой миссии. И хоть планы покойного ныне Леверк не были осуществлены, ритуал расколол обеих, оставляя каждую со своими кошмарами. Сера прячется в туманах Драская, Мора - в шелках и блеске дворца.

[indent]♦ В близких к болотам Драская селениях про таинственную ведьму слыхали. Говорят, лечить хвори умеет, но не любит. Характер имеет прескверный, живёт дикаркой где-то в глубинах лесистых холмов. Вблизи увидишь редко. Кому повезет - обменяют ценности на редкие зелья иль настойку от заразы какой. Другие лишь брань услышат и пиявку получат в места, о каких и говорить стыдно.

[indent]♦ Неизвестно, болота ли, склонности ведьмы к темному ритуализму или вся совокупность событий привели к тому, что Серафена стала рассеянной, патологически забывчивой и свято верит в собственную связь с топями, считая себя их хранителем. Сознание у ведьмы мутное, живущее не то воспоминаниями, не то некой другой реальностью.

[indent]♦ Задолго до своего появления в Драскае отобрала у пустынных торговцев вздорного нрава птицу-грифа. Спустя пять лет на болотах обзавелась козой. Собирает редкие предметы и артефакты, которые велением интуиции старательно топит.

[indent]♦ Черные пальцы и руки до кистей, словно окрашенные краской, прячущие отметины - не слух и не украшение, а следствие касаний темной магии.

Навыки
♦  Когда-то была обучена грамоте, этикету высшего общества, верховой езде.

♦  Ныне ярый сторонник "нетрадиционной медицины" и целебных приемов бабок-ведуний из глухих селений. Экспериментатор, склонный к ритуализму, знания о котором хаотично черпает из собранных в путешествиях книг. Интуитивно повторяет обряды, отсылающие к старому шаманизму и связям с природным. Это не работает. Или работает только на болотах. Сказать сложно. Что-то здесь реагирует на Серафену, и Серафена реагирует в ответ.

♦  Официально — маг I ступени. С личным наставником изучала целительство и алимию, неофициально владеет на уровне II ступени. Сочетает базовые навыки алхимии с классической (и не очень) медициной.

♦ Находясь в бегах с Корвином, обучалась и активно практиковала маледикцию. Знаний своих не растеряла, в дурном настрое может крепко сглазить, но сознательно давно не применяет.

Артефакты
На старт игры не пользуется.

Дополнительно
Та самая классическая болотная ведьма. Украшения из монет и костяшек, лоскутная, неряшливо шитая одежда. Серафена порой путешествует в образе нищенки под плащом. В юности была обладателем прекрасной русой косы, но сейчас, дабы это обнаружить, придется ведьму отмыть.

Пробный пост

Пост

Побудь ласкова, ведьма. Лишь кончиками пальцев неспешно выводи завитки на вспотевшем лбу, изредка ныряя в кудри, гладя, как родное сердцу дитя. Может, у тебя нет сердца. И детей нет, как нет тепла в твоей душе, что ты способна отдать. Но попробуй. Так же, как с десяток лет назад перебирала седеющие пряди Корвина, когда он позволял это тебе. Помнишь, каково это было?

Серафена смотрит на Ворона с пониманием. Раздробленный, нагой телом, душой извернутый — готовый отдать абсолютно всё, в обмен соглашаясь на крохи. Такой же, как была когда-то юная ведьма. Такой же… Слушая, как замедляется дыхание мужчины, Серафена позволяет пальцам пройти неспешный свой путь. От лба по виску и края скулы, вдоль бьющейся вены на шее вниз, к ямке над ключицей и дальше — плечо, сгиб локтя, пока не остановятся, мягко обвившись вокруг запястья. Под подушечкой черного пальца с каждой секундой растягивается нервно бьющийся пульс. Затихает чаша, замирает мир. Словно они провалились в пространство вне времени, где законы известного мира — насмешка над сущим. В улыбке Вергилия Серафена читает надежду. Глупый птах. Надежда тебе не поможет. Но ведьма попробует. Накинет вуаль на кошмар, отодвинет бережно, магией и травами заворачивая в сон. Следуя погружению Ворона, ведьма делает новую попытку коснуться уже спящего, беззащитного сознания. Теперь вежливо, мысленно поднимая лишь летнюю рябь на воде.

— Я не причиню ему вреда.

Она чувствует тень, обвившую хвост вокруг рук. С недоверием, с каплей издевки. Неосязаемую, но такую тяжелую. Кроме хриплого дыхания Вергилий не издает звуков, но Серафена слышит далекий, звенящий от ужаса крик исступления. Ей в глотку пробираются ярость и страх, заставляя согнуться в резком, тошнотном позыве. Такие знакомые, но чужие. Не с этого мира, не с этого часа. Не выпуская наёмничьей руки, ведьма дышит судорожно и глубоко, прижимая другую ладонь к солнечному сплетению. Ее чудом не вывернуло на драгоценные меха собственной постели, а Вергилий…

Вергилий зовет ее чужим именем. Ласкает бедро, размазывает слезы, извинения бормочет будто ему дозволено! Лицо Серафены приобретает явно читаемое отвращение. Тени прячут его, но не скроют глаз, чей недобрый блеск — единственное озвученное предупреждение. Вряд ли ищейка такое расценит. Застрявший меж кошмаром и явью, он цепляется за остатки воспоминаний, что в первые секунды дарили ему улыбку. Разочарованная неудачей, Риверсонг отцепляет от себя жадные руки, оставляя Вергилия проживать свой кошмар самостоятельно, но уже наяву.

Злобной птицей она слетает с постели. Слышна брань, виден размазанный во тьме силуэт — раздраженный, резкий, стучащий горшочками, шелестящий пучками трав. Она что-то роняет, бесится, поднимает, и с возгласом “ебучее вороньё!” — швыряет через комнату. Ей вторит звон разбитой посуды. Скрип плетеной корзины и еще звук беспокойный, — так шипит потревоженное змеиное кубло.

«Сажа. Кровь. Яд». Выдыхая, Серафена берет себя в руки. Видит Земля — она не хотела этого делать.

«Шалфей предсказателей. Воск. Полынь. Зверобой». Ведают Боги — она скорее подохнет сама, чем сменит свое решение. В том ее сила и преданность. В том величайшая слабость ее.

«Спорынья и шляпка свободы». Знает ли она, что творит чистое в безумии своем самоубийство?

«Песнь. Доверие. Тело.» Знает.

На своем пятачке у погасшей печи Серафена вновь зажигает свечи.
Всего две из длинной вощеной скрутки, туго обмотанные дымно тлеющими травами. Расставляет по обе стороны от себя и лишь после возвращается к постели, сопровождаемая шорохом павших одежд.

Этот мертвец все еще дышит. Видит ли, слышит ли — ведьма не знает. Сыграет ли вверенную ему роль? Обрушит последнее, что могут ему предложить? Ей остается лишь мягко потянуть Ворона за руки, сцепляя его пальцы меж своих. Вставай, сломленный человек. Тебе нужно еще кое-то сделать перед тем, как увидишь Костлявую.

Она идет спиной, ведя Вергилия к месту, где обустроила свой небольшой ритуальный круг. Не отпуская рук, не отрывая взгляда, не проявляя стеснений. Полная отчаянной решимости ведет, как нелюбимого к алтарю. В круге меж свечей, нажимая на плечи, вынудить встать на колени, а после — сесть. Дым сизый, тяжелый, дурманный. Стелится по полу, скручиваясь завитками, трусливо расползается от мановенья руки. Поднимая стоявшую рядом пиалу с черно-травянистым порошком, ведьма размешивает содержимое круговым движением пальцев. Ставит меж собой и Вергилием. Снова поднимает нож, молчаливо требуя у мужчины руку. В другое время ее забавляла бы такая покорность. Сейчас лицо не снимет фарфорово-задумчивой маски, пока расцветает алым разрез на запястье. Были бы силы выдернуть руку — наверняка бы попытался. Но и страхи его не дадут этого сделать. Какое-то время Серафена завороженно смотрит, как в чашу стекает жизнь. Ей не взять слишком много — наёмник слаб. И прежде, чем истощенному телу станет ощутима и потеря крови, она жадно припадет к запястью губами, оставляя не то целебный поцелуй, не то отравленную метку. Остаток пиалы она заполнит своей. У нее тоже кругом идет голова, а стены комнаты теряют очертания.

— Скоро станет чуть легче. Но тебе придется проснуться и слушать. — мягко молвит она, окуная в пиалу средний и безымянный пальцы. — Я без тебя не справлюсь, Вергилий. Ты — мой якорь.

Ее пальцы расчерчивают символы на лбу мужчины. Небрежно и грязно. Кровь, смешанная с сажей, стекает с бровей. Капает на грудь. Окрашивает ведьме руки до самых локтей и остается кляксами на полу.

— Будет больно, — продолжает она, поднося пиалу к вороньим губам. — Как никогда прежде. — сама делает короткий глоток.
— И что-то наверняка пойдет не так. Ты поймешь. Но тогда в твоих руках окажется не только твоя жизнь, но и я сама.

Страдающему неистовству ведьма не хочет говорить, что произойдет, если не поймет. Красивый, печальный финал для обоих. Очевидно, что наемнику терять уже нечего, но сама Серафена все еще питает надежды сгноиться на этой земле чуть позже. Отставляя пиалу, она подтянет корзинку, из-под неплотной крышки которой миру явится ониксовый блеск чешуи. Оплетая пальцы рук, две некрупные юркие змейки попытаются устремиться прочь но, перехваченные, затягивают плотные кольца тел. Первая сразу попадает головой в ловушку меж костяшек пальцев. Вторую Сера держала явно свободнее и не дрогнула, когда ядовитые иглы зубов проткнули ребро ладони. Демонстрируя укушенную руку, ведьма дает понять, что ожидает от наемника такой же жертвы. Самим змейкам не суждено прожить долго — холодная, но такая же живая их кровь послужит делу.

А после взбирается на колени уверенно и бесстыдно, обвивая шею руками. Лицо к лицу, и край скулы ее касается впалой небритой щеки. Слышно дыхание, пропитанное кровью и травами. Может, это выглядело как похоть. А может, ощущалось как доверие.

Ведьма ловит в ладони исхудалое лицо. Сжимает пальцы чуть сильнее, ощутимо впиваясь ногтями в основание черепа. Предупреждающе жестко, словно желая встряхнуть, пробудить. Ее лицо одурманено приливом энергии, что дарила кровь. От новых жертвенных шрамов неистово чесались руки, а губы искусаны в мясо. Ее ведет в сторону от бьющейся мысли в висок — вскрой глотку. Убей. Забери каждую каплю, отними все, стань сильнее. Стань Госпожой всего Живого и Мёртвого. Сера знает эту жажду, возникающую каждый раз, когда ведьма начинала тянуть энергию с крови. Стремительно теряя контроль над собственным я, она приводила Вергилия в чувство.

Если Ворон ведьму не услышит, ей конец.

— Что бы ты не видел. Чего бы не услышал. Что бы не чувствовал.  Заклинаю тебя, Ворон — не отпускай. — с этими словами Серафена, не позволяя себе одуматься, ныряет в слепой, затянутый дымной поволокой зрачок.
На этот раз ее впустили.